***

Маленькая девочка сидит на песке. Она открывает свою шкатулку с сокровищами. Шкатулка полна, в ней больше нет места. Но хозяйка ничего не хочет добавить туда. И нет ничего, что было бы лишним. Она просто смотрит. Вспоминает.
Солнце гладит ее по плечам, по лицу, по веснушчатому носу. Ветер играет волосами, отчаявшимися уже давно изобразить хоть подобие прически. Маленькая девочка, которая когда-то была взрослой, обнимает шкатулку пальцами, загорелыми и исцарапанными. Обнимает, и переворачивает вверх дном. Сокровища рассыпаются по песку.
Когда ждешь, любое занятие – спасение. Любое занятие – стена. И она рассыпает свои сокровища. Чтобы потом собирать их. Чтобы ждать…
Разные жизни… мечты…
Вот кассета, с любимыми песнями, под них хорошо безумствовать… и жить… Она бы хотела, чтобы они нравились не только ей, она бы хотела их подарить, подарить всё, что с ними связано… Но никто еще пока не услышал, то что слышала в них она. А может быть, ей только казалось, что слышала. Она поднимает кассету, отряхивает ее от песка и кладет в шкатулку.
Лепестки розы между страничек стихов… Это совсем далеко… В лепестках не осталось ничего от розы. В воспоминаниях о той любви не осталось ничего от любви. Но она не выбросит лепестки – из этих воспоминаний родился светлый кусочек ее души. Она благодарна им за это. Маленькая девочка трогает лепестки кончиками пальцев, ощущает подушечками шорох времени. Разжимает пальцы, и лепестки медленно планируют в шкатулку.
Телефонная книжка с номерами. Номеров мало – и все она помнит наизусть. Это телефоны друзей. Тех, кто ей дорог, кому она нужна… Книжка – на всякий случай. Хотя она знает, что никогда не забудет эти номера.
Самостоятельность… тоже приняла форму и оказалась в шкатулке. Это когда совсем плохо,… когда всё далеко. Надо достать, надуть, как спасательный круг и жить дальше… Взяв это сокровище в руки маленькая девочка на мгновение становится взрослой. Она знает, что может быть такой всегда… и с испугом, очень быстро убирает самостоятельность в шкатулку… В глубине души зная, что не навсегда…
Струна… первая, порванная струна. Это счастье – я теперь дружу с гитарой! Это боль – боль измученных пальцев, унижения первых неудачных попыток… боль слов, не хотевших собираться в строчки. Это стихи… стихи. Стихия.
Стихи занимают очень много места. В них – всё. Что светилось счастьем, что было безумием. В них – душа.
Места. Места не лежат в шкатулке, они туда просто не влезут. Там есть воспоминания о них. О горах, от которых захватило дух, когда она впервые познакомилась с ними, и в которых остался насовсем кусочек сердца. О городах, совершенно незнакомых сначала, обретавших свой характер, пока она мерила шагами их улочки.
О соснах, на которые любила смотреть, задрав голову к небу. Это были совершенно разные деревья, в разных местах, но сосновый лес всегда останется ей милее всех остальных. Она аккуратно положила в шкатулку пару пожелтевших сосновых иголок. Разве важно, откуда они? Она помнит.
Разные предметы, разные миры… ее миры… ее душа…
И вот одно из последних. Салфетка. Которая перестала быть просто салфеткой, когда он написал на ней слова. Не важно, что они означали, это были ее слова. Для нее слова.
Тогда, в черный для нее день, когда у маленькой девочки и у взрослой не осталось сил, и они, обнявшись, пытались спрятаться от окружавшей их темноты, не пустить ее в свою душу… Но темнота наступала, она была сильной… Тогда капитан, которого они вместе уже давно-давно ждали на берегу, пришел. И темнота отступила. А потом остались только слова на салфетке… И хотя в словах жила любовь, и вечером маленькая и взрослая снова вышли на берег, темнота подошла уже слишком близко, она ждала их теперь везде…
Маленькая девочка ждет на берегу. Ей очень тяжело ждать. Каждая минута – слезинка. Чтобы было легче, она находит себе занятия… Шкатулка – одно из них.
Разные предметы, мысли, воспоминания… Одни холодили ей пальцы, она бы и не хотела их оставлять – но это тоже была жизнь. И из холодных воспоминаний иногда получались светлые частички души. Другие грели, и через кончики пальцев бежало живительное тепло…
Не так уж много было их, сокровищ. И осталось всего два…
Ее апрель. Стоило только прикоснуться, и она сразу поправилась «наш апрель». Улыбка тут же поселилась на ее губах. Маленькая девочка молча смотрит на море… и баюкает в руках свое сокровище… апрель…
Ветер хлопает крышкой шкатулки… и апрель остается на руках… А на песке – ее вера. Вера в то, что апрель – не единственный месяц в году. Вера в то, что не всегда она будет стоять на берегу… что ожидание кончится…
Ветер… ветер играет волосами… Босые ступни ощущают холодок песка… Ветер – ее вечный друг… он помогает ей… она дерется с ним, чтобы не драться с собой…
Ветер, апрель, вера… Маленькая девочка сливается в одно целое с парусом. Ветер обнимает ее и играя уносит в море… Взрослая, напрягая руки вспоминает правильные движения и начинает борьбу с ветром. С ветром и с собой. Через боль, через тоску продираясь, она убегает от темноты.
Вцепившись в парус, как в спасение, уносится в море… потому что на берегу, где она ждала, ее ждет, чтобы окружить, темнота. Небытие… ничто… Безумная гонка, ноющие мышцы… забыть обо всем и прогнать на задворки сознания мысль о том, что это только передышка перед ожиданием… Думать только о скорости, воде и ветре… следить только за правильным положением рук и ног… Жить минутой…
И вернуться. Надо вернуться. Кончилась передышка. Есть еще немножко сил, чтобы опять ждать. Ждать его на берегу… Ждать капитана.
Девочка щурит глаза – солнце слепит ее. Она подходит ближе к берегу… чтобы вернуться и ждать. Ждать, потому что это очень плохо, если никто не ждет. Ждать, потому сейчас для нее ждать и любить – одно.
Девочка подходит к берегу, щурясь от солнца. Парус падает на воду с тихим плеском. Потому что на берегу ее ждет капитан.



***
Снился сон. Она берет в руки ножницы. В одну руку ножницы, в другую – прядь своих волос. Ножницы щелкают, и волосы остаются в руке. Она потом пойдет в парикмахерскую. И из неровно обрезанных прядей получится модельная стрижка. Потом. Сейчас в одной руке ножницы, в другой волосы. В глазах – безумие, отчаяние.
Она любит свои волосы. Ей мечталось, склонившись над ним, ласкать его волосами. Она представляет, как он расчесывает их. В его руках расческа еще нежнее, еще аккуратнее, чем в ее собственных. Ей нравится, когда он зарывается лицом в ее волосы.
А теперь ножницы. Почему? Зачем? За что? Чтобы ничего не осталось. Ничего. От этой любви – гибели. От бездны отчаяния. Измениться, стать совсем другой, чтобы даже утро в зеркале не напоминало, как за ее отражением возникало еще одно и он обнимал ее за плечи, и зарывался лицом в ее волосы…
Сон кончился. Суматошное утро, «опять проспала», всё бегом… Волосы привычным жестом закручиваются и убираются в пучок – чтобы не мешали, чтобы вид был самый серьезный…
И вот уже работа, и нет никаких мыслей о снах и о ночи. А если и появится какая, она старательно наморщив лоб сосредоточится на том, что делает, и не даст себя отвлечь. До вечера. Все сны ждут до вечера, и мысли тоже.
Вечером она пойдет бродить по Нескушному саду, смотреть на фонари в кружевах листьев, сжав пальцами смятую банку. Откуда взялась эта привычка – мять жестянки? Непонятно. Она гуляет по Нескушнику и позволяет прийти мечтам. Напевает себе под нос. Грустит. Смотрит на запутавшийся в листьях фонарь… и мечтает… Она же решила, что мечты подождут до вечера, вечер пришел. Накрыл Москву сполохами огней на опустевших дорогах, и вымечтанной за весь душный день прохладой.
Еще вчера это были мечты, в которых они вместе… Но случилось что-то странное. Тот человек, который любил ее, которого она знала, куда-то ушел. Она всё ждала, что он вернется, он и возвращался иногда… Она просила его остаться, но он всегда уходил… А на другом конце телефона, где-то в разных районах Москвы жил другой. Который почему-то считал, что ее любовь можно бить… что она это выдержит. Вчера она поняла, что человек один и тот же… и не смогла понять, как же это. Вокруг нее стало темно, и фонарь только что сиявший в листьях, стал крошечным желтым пятнышком. Чтобы уйти от злобы, чтобы не возненавидеть, она должна была убежать от любви. Но как убежишь от того, что в твоем сердце, что вросло в тебя, стало твоей сутью?
Когда-то в ее юности была сказка… про мир, где кошки летают… Она закрывала глаза и видела их, намного больше обычных кошек, слегка на них не похожих внешне, с большими крыльями… и совсем не кошачьим характером. В этот вечер, в раскрашенной фонарями бензиновой Москва - реке она отражалась именно такой кошкой… и где-то на краю сознания в ней жила вера в то, что этот мир жив. Что там можно спрятаться от темноты, злобы и боли. Там, где кошки летают.
Дома она посмотрит почту и увидит , что у «кошки13» нет новых писем. Возразит в немом, никому не слышном диалоге: «А всё-таки я кошка. Ты не хотел, чтобы я ей была, а я кошка, снова, вот сейчас. Тебе назло. Тринадцатая».
Кошка внутри нее сворачивается комочком, прячась от холода темноты и злобы… Вообще, это не совсем кошачья кошка. Это странное существо с кошачьими повадками… и крыльями
А за окном с неба падает вода… Сильный-сильный дождь. Ей становится жалко себя, и кажется, что небо тоже жалеет ее, такую разбитую и несчастную…
Но небо никогда никого не жалеет, небу всё пофиг…



***
Я не знаю, откуда взялась эта сказка. Может быть, в детстве мне ее рассказывал отец. А может быть, она пришла в тот сон, где колышется занавеска над колыбелью, и свет свечи тает, не достигая стен, и я рассказываю сказку сыну.
…………

Зимой мальчик заболел. Объелся снега, хотя мама настрого запретила, а точнее, именно по этому и объелся. Снег был вкусный. Особенно вкусный, потому что мама не разрешила его есть. Приходил врач, сказал, что это ангина, прописал горькие и противные лекарства.
Когда мальчик начал выздоравливать, стало совсем скучно – температура уже не мешала, хотелось играть, хотелось на улицу, где друзья чертили коньками лед, но он еще не выздоровел до конца, на улицу не отпускали, и он маялся скукой. Чтобы развлечь его, папа однажды пришел в комнату, и положил перед ним коробку. В коробке были кусочки дерева, лоскутки ткани, клей, ножик и краски. Мальчик и папа занялись строительством яхточки.
Ножик всё более умело срезал лишние кусочки, и из того, что было простым куском дерева рождался корпус корабля. Лоскутки ткани стали парусами, и корпус засветился снежной белизной. Казалось, стоит появиться ветру, и яхта полетит над волнами навстречу приключениям и счастью. Теперь, приходя вечером домой, мальчик смотрел на яхту, и мысленно обещал ей: «Скоро будет весна. И у тебя будет море. Обязательно. Вот увидишь!»
И весна пришла, и маленький кораблик дождался моря. Сошел лед с пруда в парке, и мальчик с трепетным счастьем пожелал ему счастливого пути. Кораблик поймал ветер, и полетел по легкой ряби, которая казалась ему настоящими, большими волнами. Ветер переменился, и кораблик вернулся к ребенку.
Мальчик был уверен, что яхточка живая. Иначе, почему она всегда возвращалась к нему? Прилетала, легкая, почти невесомая, туда, откуда он смотрел за ее полетом с берега.
Летом родители собрались отдыхать, и мальчик впервые увидел море. Оно завораживало и пугало и его, и в то же время притягивало. Он стоял, прижимая к груди яхточку, и боялся ее отпустить, а волны набегали на его ноги, и все сандалии были мокрыми. Когда они ехали отдыхать, мальчик обещал кораблику: вот ты увидишь море. Настоящее, большое. Но он не ждал, что оно будет столь огромно. Ему стало страшно за маленькую яхточку.
Выглянуло солнце, и море засверкало тысячами бриллиантовых искр. Оно завораживало. Но уже не пугало. И мальчик отпустил яхточку. Ветер подхватил ее, наполнил паруса, и легкий, как перышко, кораблик устремился к горизонту. Всем сердцем мальчик чувствовал счастье яхточки, счастье лететь на встречу соленым брызгам, не видя конца пути, счастье играть с ветром и подставлять борта солнцу. Он очень хотел стать совсем маленьким, и оказаться на борту.
Подставить лицо ветру и соленым брызгам. И где-то далеко уже чувствовал, что отпустил яхточку навсегда. Что она не вернется, как возвращалась раньше. Мальчику вдруг стало грустно, но он стоял и смотрел, пока маленький кораблик не скроется за горизонтом. Он настолько пристально вглядывался в яхточку, настолько хотел запомнить ее, что почему-то не удивился, что так долго видит такой маленький кораблик. Мальчик провожал яхточку глазами, пока паруса не исчезли из виду. Большие белые паруса, наполненные ветром приключений.
Дома папа предложил сыну сделать еще одну игрушку – но сын отказался. У него никогда не будет другого кораблика. Ему бы показалось это предательством.
Мальчик рос, но не забывал свой кораблик. И во время уроков, заглядевшись на облалака в окне, рисовал яхточку на полях тетради. Паруса наполнены ветром, яхта летит вперед, и он летит вместе с ней.
Однажды он поехал на море, без родителей, в лагерь. Улизнув от вожатых они с друзьями отправились лазать по скалам. Это было увлекательным приключением, за которое, несомненно придется поплатиться, но оно того стоило.
И когда, обследуя очередную расселину, мальчик вдруг увидел море, он замер, не веря своим глазам, а точнее, сразу поверив, потому что иначе и быть не могло. В тихой бухточке, куда вывела его скальная тропа, на волнах тихо покачиваясь, ждала яхта. Его яхта, корпус которой он вырезал сам, и чьи борта он старательно выкрасил ослепительно белой краской. Она вернулась. Только… тоже выросла.
И ветер, наполняющий паруса, трепал волосы мальчика, и соленые брызги летели в лицо…


Есть, что сказать? :)